[Д.И.В.]

Сообщение от Лена К.

Логику не надо искать не в происходящем событии, а в поведении одержимого. Например, если он с большой убежденностью будет заверять вас, что чего-то не будет делать, то не удивляйтесь, если он сделает это через несколько минут.

Виновных надо искать далеко за пределами описанной жизни. Сын когда-то породил причины, приведшие к описываемым следствиям, но и отец, безусловно, причастен, раз сын родился именно в его семье. Причиной одержания могли быть, например, занятия черной магией в прошлых жизнях. Встреча с зеленым старичком подтверждает, что сын был наделен способностями сообщения с тонким планом. А пусковой механизм, который запустил расплату в этой жизни, мог быть совершенно незаметным.
Когда встречаю такие случаи, то всегда повторяю себе фразу из «Двух жизней» о том, что жизнь милосердна и что она ставит человека в такие условия, которые наиболее благоприятны для его развития.

_____________________________________________

Позвольте по порядку:

Лена К. писала: "Виновных надо искать далеко за пределами описанной жизни".

За пределами нынешней жизни, на мой взгляд, нет виновных - есть только причины.
По крайней мере, для обычных людей, которые не могут вспомнить далекое прошлое, а следовательно не могут и относиться к нему сознательно. А раз это так - то и сознательной ответственности быть не может. Только Карма.

Лена К. писала: "Сын когда-то породил причины, приведшие к описываемым следствиям, но и отец, безусловно, причастен, раз сын
родился именно в его семье".

Не "сын" и не "отец", но те, кто были до них.

Лена К. писала: "Причиной одержания могли быть, например, занятия черной магией в прошлых жизнях".

Может быть. Но только надо помнить, что "чёрная магия" - это выродившееся учение. Формы, которые когда-то были созданы с благими целями и изжили свой эволюционный ресурс, так сказать. Теперь они не востребованы, но всё еще существуют.
И вообще:

"В своём духовном сокровенном значении магия, magia - означает "Великая жизнь" или божественная жизнь в духе. Корень этого слова есть магх. И это видно по санскритскому махат; зендскому ман; греческому мегас и латинскому магнус - все они означают "великий". ("Тайная доктрина").

Лена К. писала: "Встреча с зеленым старичком подтверждает, что сын был наделен способностями сообщения с тонким планом".

Я думаю, что не нужно так слепо доверяться рассказу сломленного горем человека. Как знать, возможно, сам этот священник и был бессознательно для него самого, основной причиной одержания сына? Кто знает? Жизнь так сложна! Ведь в Учении говорится и о бессознательных посредниках тоже.

Лена К. писала: "А пусковой механизм, который запустил расплату в этой жизни, мог быть совершенно незаметным".

И я думаю, что могу тут и теперь назвать этот "пусковой механизм". Пусковой механизм - это стремление сына к чему-то новому, не такому затхлому, как раньше. С одной стороны. И с другой стороны - это явное нежелание отца что-либо менять. Именно это вызвало диссонанс и допустило вторжение "тёмных". Вы наверняка должны были обратить внимание на выражения типа:

Отец Алексей рассказывал: " ...вижу: не будет мне на моём месте преемника! Старший сын - монах; а этот вовсе из своего звания выступить желает. Горько мне еще потому: в нашем приходе близко двухсот годов всё из нашей семьи священники живали!"

Видите, двести лет одни и те же семейные традиции. Их же кто-то должен обновлять?

И еще он говорил: "И точно: приехал он в родительский дом - но только пожил в нем недолго. Словно что его торопило: так бы, кажись, на крыльях полетел в Москву, в университет свой любезный! Стал я расспрашивать его о сомнениях - какая, дескать, причина? - но и разговоров больших от него не услышал: одна мысль затесалась в голову - и полно! Ближним, говорит, хочу помогать".

Видите, достиг сын новую формулу: "Хочу помогать ближним". Конечно же это не может не вызвать протест со стороны отца. Внутренний и, возможно даже не осознанный им протест. Всё новое вызывает протест.

А это письмо, которое было написано отцом Якову:

Отец Алексей писал: "Сын мой, Яков, одумайся хорошенько - десять раз примерь, один раз отрежь - трудности на светской службе пребывают великие, холод да голод, да к нашему сословию пренебрежение! И знай ты наперёд: никто руку помощи тебе не подаст; не пеняй потом, смотри! Желание моё, ты сам знаешь, всегда было такое чтобы ты меня заменил; но ежели ты точно в своём призвании усомнился и пошатнулся в вере - то и удерживать тебя мне не приходится. Буди воля господня! Мы с матерью твоею в благословении тебе не отказываем".

Это, значит, что получается:

1. "никто руку не подаст, не пеняй потом, смотри". - Это если сыновний бунт окончится полным провалом.

Но потом:

2. "Мы с матерью твоею в благословении тебе не отказываем". - Это так, на всякий случай ... Ты давай, делай, что-нибудь, а мы будем тебе вопросы задавать. Но если провалишься в начинаниях - то пеняй на себя.

Потом еще:

Отец Алексей писал: "Ну-с, поехал он от меня - почитай, что гроша с собой не взял, только малость из платья. Уж очень он на себя надеялся!"

Ну кто из нас не испытывал эти выматывающие душу "пограничные состояния" с близкими:

Сказано: "Тебе нужны деньги?" (При этом подумано: "Конечно же ему нужны деньги, но только слишком горд. А вот мы в нём сейчас эту гордость и обломаем!")
Сказано в ответ: "Да нет, не нужны мне деньги" (При этом подумано: "Ну ты что же сам что ли не понимаешь, что никуда без денег не денешься?")
Сказано: "Так нужно может быть тебе что-то или нет?" (При этом подумано: "Ну конечно я понимаю, что без денег никуда. И ты понимаешь то, что я это понимаю")

Отец Алексей писал: "Экзамен выдержал отлично, в студенты поступил, уроки по частным домам приобрёл ... Твёрд он был в древних-то языках! И как вы полагаете? Мне же деньги высылать вздумал. Повеселел я маленько - конечно, не из-за денег - я их ему назад отослал и побранил даже; а повеселел, потому что вижу: путь в малом будет".

Интересно, почему он деньги не взял? И почему "повеселел"?
Вот если бы принял деньги, возможно и не случилось бы с сыном такое. Пошел бы в новой сфере вверх, а потом, может быть и про отца не забыл бы и не возненавидел бы в будущем. А так получается, что сын постоянно чуял, что не то что-то он делает. Не то, что от него хочет отец. А что хочет отец - отец и сам не знает. Слепо стремится следовать вековым традициям.

Это одна сторона медали.

Но далее:

Отец Алексей писал: "Приехал он на первые вакации ... И что за чудо! Не узнаю я моего Якова! Скучный такой стал, угрюмый - слова от него не добьёшься. И в лице переменился: почитай, на десять лет постарел. Он и прежде застенчив был, что и говорить! Чуть что - сейчас заробеет и закраснеется весь, как девица ... Но поднимет он глаза - так ты и видишь, что светлёхонько у него на душе! А теперь не то. Не робеет он - а дичится, словно волк, и глядит всё исподлобья. Ни тебе улыбки, ни тебе привета - как есть камень! Примусь я его расспрашивать - либо молчит, либо огрызается".

А это уже тлетворное влияние цивилизации. Большой город еще никого лучше (в обычном понимании этого слова) не делал. Ну вот жил себе человек, как птица на ветке, мечтал, в лес ходил. А тут на тебе.

"Но поднимет он глаза - так ты и видишь, что светлёхонько у него на душе! А теперь не то. Не робеет он - а дичится, словно волк, и глядит всё исподлобья. Ни тебе улыбки, ни тебе привета - как есть камень! Примусь я его расспрашивать - либо молчит, либо огрызается".

Наверное этот Яков бессознательно испытывал порою нечеловеческие страдания от несоответствия вибраций. Несоответствие вибраций тихого патриархального места где он родился и вибраций ауры Москвы. В Учении ясно говорится, что всякое место имеет свою собственную атмосферу или ауру.

Кстати, вот что можно прочесть в книге А.Толстого "Пётр I" о Москве, когда там казнили взбунтовавшихся стрельцов (говорится, что это
было взято из документальных источников):

"Один из секретарей цезарского посольства записывал в дневнике то, что видел в эти дни, и то, что ему рассказывали ...

" ... Десятого октября, приступая к исполнению казни, царь пригласил всех иноземных послов. К ряду казарменных изб в Преображенской слободе прилегает возвышенная площадь. Это место казни: там обычно стоят позорные колья с воткнутыми на них головами казнённых. Этот холм окружал гвардейский полк в полном вооружении. Много было москвитян, влезших на крыши и ворота".

"У Новодевичьего монастыря поставлено тридцать виселиц четырёхугольником, на коих 230 стрельцов повешены. Трое зачинщиков, подавших челобитную царевне Софье, повешены на стене монастыря под самыми окнами Софьиной кельи".

" ... 27 октября ... Эта казнь резко отличается от предыдущей. Она совершена различными способами и почти невероятными ... Триста тридцать человек зараз обагрили кровью Красную площадь. Эта громадная казнь могла быть исполнена только потому, что все бояре, сенаторы царской Думы, дьяки - по повелению царя - должны были взяться за работу палача. Мнительность его крайне обострена; кажется, он подозревает всех в сочувствии к казнимым мятежникам. Он придумал связать кровавой порукой всех бояр ... Все эти высокородные господа являлись на площадь, заранее дрожа от предстоящего испытания. Перед каждым из них поставили по преступнику. Каждый должен был произнести приговор стоящему перед ним и после исполнить оный, собственноручно обезглавив осуждённого" и т.д.

Видите, а Вы говорите "чёрная магия".

И теперь становится ясным, что чистый, но очень наивный человек, который возможно действительно мог проникнуть в тайную сторону природы - что он "увидел" или "воспринял" своим внутренним зрением, резко изменив обстановку и попав в места, где когда-то совершались подобные ужасные преступления. Ведь в Учении и в Гранях говорится, что всё имеет свой тонкий или астральный двойник и, так же, что любое событие как бы отпечатывается на окружающей атмосфере или ауре. Вот эти отпечатки и доступны "внутреннему" зрению медиума, которым и был, по всей видимости Яков. Вообще, медиумы были во все времена.

Отец Алексей писал: "И что мне было горше всего: нету в нём прежнего доверья ко мне - равнодушие какое-то появилось: точно ему всё своё опостылело. Заведу я беседу о науках, об университете - и тут настоящего ответа добиться не могу. В церковь он, однако, ходил, но тоже не без странности: везде-то он суров да хмур - а тут, в церкви-то, всё словно ухмыляется. Пожил он у меня таким манером недель с шесть - да опять в Москву!"

В общем попал человек в поле новых притяжений - новое притягивает, но и старое, в лице отца не отпускает:

Отец Алексей писал:"Вдруг в самый развал зимы, перед святками - является он ко мне! Каким манером? Как? Что? Знаю я, что об эту пору вакаций нет. "Ты из Москвы?" - спрашиваю я. - "Из Москвы". - "А как же ... Университет-то?" - "Университет я бросил". - "Бросил?" - "Точно так". - "Навсегда?" - "Навсегда". - "Да ты, Яков, болен, что ли?" - "Нет, говорит, батюшка, я не болен; а только вы, батюшка, меня не тревожьте и не расспрашивайте; а то я отсюда уйду - только вы меня и видали". Говорит мне Яков: не болен - а у самого лицо такое, что я даже ужаснулся! Страшное, темное, не человеческое словно! Щёки этта подтянуло, скулы выпятились, кости да кожа, голос как из бочки ... а глаза ... Господи владыко! Что это за глаза? Грозные, дикие, всё по сторонам мечутся - и поймать их нельзя; брови сдвинуты, губы тоже как-то набок скрючены ... Что сталось с моим Иосифом прекрасным, с тихоней моим? Ума не приложу".

Куда деваться, когда по старому уже невозможно жить, а новое просто так не удаётся завоевать? В общем, попал Яков меж двух огней...

Да и вообще, сколько примеров можно привести самых разных: Сергей Есенин, например. Какие чистые и во многом наивные первые стихи. А потом. "Черный человек", например:

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен
Сам не знаю, откуда взялась эта боль
То ли ветер шумит над пустым и безлюдным полем,
Толь как рощу в сентябрь осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами, как крыльями птица -
Ей на шее ноги маячит больше не в мочь
Чёрный человек, чёрный, чёрный ко мне стучится
Чёрный человек спать не даёт мне всю ночь ... и т.д.

Да что говорить, если Юрий Николаевич Рерих ушел при невыясненных обстоятельствах, буквально за три года жизни в столице. И Б.Н.Абрамов, хоть и жил в Тульской области - тоже был несчастен последние десять лет. А старшие Рерихи и Лихтманы, когда приезжали в Москву в 1926-м году (Юрий Николаевич был тогда еще совсем молод) вообще подвергались смертельной опасности. Время тогда было такое.

Но вернёмся.

Отец Алексей писал:"Уж не рехнулся ли он?" - думаю я так-то. Скитается, как привидение, по ночам не спит, а то вдруг возьмёт да уставится в угол и словно весь окоченеет ... Жутко таково!

Заразился Яков ужасной изнанкой большого города, а противоядия этому еще не развил в себе. Нет у него еще механизмов в психике для противодействия подобным влияниям, не научился еще наглухо и инстинктивно замыкаться в себе, выставляя наружу только лишь чисто рассудочные, мало значащие слова типа: "Добрый день!", "Как дела?". Обычно, на подобные слова люди, выросшие в городе отвечают так же рассудочно, но не раскрываются, а такие люди, как Яков, начинают совершенно искренне объяснять как у них теперь обстоят дела.

Отец Алексей писал:"Постой, постой, Яков, не малодушествуй; я ладаном покурю, молитву почитаю, святой водой кругом тебя окроплю". Яков только рукой махнул. "Ни в ладан я твой не верю, ни в воду святую; не помогают они ни на грош. Мне с ним теперь уж не расстаться. Как пришел он ко мне нынешним летом в один проклятый день - так с тех пор уж он мой гость неизменный, и выжить его нельзя".

... Но недоверие к старому - "сомнение" уже появилось. А как оно может не появиться, когда не спасают уже старые механизмы защиты? Или, вернее, когда еще не получается связать прошлое с настоящим. Жизнь всегда требует такого постоянного труда. Любая формула сильна тем изначальным смыслом который в неё вкладывается. Но этот смысл должен постоянно обновляться. Механическим повторением молитв - без искреннего наполнения их огнем, не защититься.

Отец Алексей писал: "Ну, батюшка, - говорит он мне вдруг (а дело-то пришлось к ночи), - разжалобил ты меня; скажу я тебе всю правду! Души я никакой не загубил - а моя собственная душа пропадает". - "Каким это образом?" - "А вот как ... - И тут Яков впервые на меня глаза поднял ... - Вот уже четвёртый месяц", - начал он ... Но вдруг у него речь оборвалась - и тяжело дышать он стал. "Что такое четвёртый месяц? Сказывай, не томи!" - "Четвертый месяц, как я его вижу". - "Его? Кого его?" - "Да того ... что к ночи называть неудобно". Я так и похолодел весь и затрясся. "Как?! - говорю, - ты его видишь?" - "Да". - "И теперь видишь?" - "Да". - "Где?" А сам я и обернуться не смею - и говорим мы оба шёпотом. "А вон где ... - И глазами мне указывает ... - вон, в углу". Я таки осмелился ... глянул в угол: ничего там нету! "Да там ничего нет, Яков, помилуй!" - "Ты не видишь - а я вижу".

Вот тут видно, что Яков впервые увидел "его" именно в городе. Теперь интересный вопрос - кого "его"? На этот вопрос ни отец ни сын ясного ответа не дают. Кого "его"? - "Того, кого к ночи поминать не удобно" - И если спросить: "А кого именно к ночи называть неудобно?" - реакция может быть самой неожиданной, но всегда ей будет сопутствовать первобытный, дорассудочный* страх, который может перерасти в ужас, а тот, в свою очередь, обернуться в гнев. Именно страх, как говорит Учение, и является тем самым проводником, через который подходят подобные сущности. И только знание может дать силы победить страх.

Отец Алексей писал:"Я таки осмелился ... глянул в угол: ничего там нету! "Да там ничего нет, Яков, помилуй!" - "Ты не видишь - а я вижу. Вспомнился мне вдруг старичок в лесу, что каштанчик ему подарил. "Какой он из себя? - говорю ... - зелёный?" - "Нет, не зелёный, а чёрный". - "С рогами?" - "Нет, он как человек - только весь черный".

Вот интересно, сознательно ли Иван Сергеевич Тургенев выделял слова? Так или иначе, это предложение подтверждает моё предположение, которое я написал в самом начале, а именно - отец во всей этой истории является бессознательным проводником, посредником, тогда как сын - приёмник. Вероятно в будущем, сын займет место какого-нибудь адвоката или чиновника, в общем родится в городе и продолжит свой Путь там. Отец же займет место сына и с ним произойдет нечто аналогичное. И лишь через много-много лет, а возможно и тысячелетий - отец и сын снова встретятся где-нибудь в горах, в селении горнем, пройдя все тяготы жизни в больших городах. Но теперь надо как-то выходить из сложившейся ситуации:

Отец Алексей писал: "Покатились мы тут с Яковом, словно снежный ком под гору, и видать нам обоим, что под горою пропасть - а как удержаться - и что предпринять? И скрыть это не было никакой возможности: по всему приходу пошло смущение великое, что вот-де у священника сын оказывается бесноватым - и что следует-де начальство обо всем этом известить. И известили бы непременно, да прихожане мои - спасибо им! - меня жалели. Тем временем зима миновала - и наступила весна. И такую весну послал бог - красную да светлую, какой даже старые люди не запоминали: солнышко целый день, безветрие, теплынь! И пришла мне тут благая мысль: уговорить Якова сходить со мною на поклонение к Митрофанию, в Воронеж! "Коли, думаю, и это последнее средство не поможет, - ну, тогда одна надежда: могила!"

Вот-вот "смущение пошло ... у священника сын бесноватый ..." ... начальству доложат... что делать? ... "Коли, думаю, и это последнее средство не поможет, - ну, тогда одна надежда: могила!"

И ведь прав оказался. Только себе могилу желал. Как бы.

Отец Алексей писал: "Надо вам сказать, что на вольном воздухе Яков и прежде - того-то не видал, но чувствовал его за собою, за самой спиною: а не то тень его сбоку как будто скользила, что очень моего сына мутило. А в этот раз ничего такого не происходило; и на постоялых дворах, где нам ночевать приходилось, тоже ничего не являлось. Мало мы с ним разговаривали ... но уж как нам хорошо было - особенно мне!"

Смена обстановки. Не Москва и не дом. Мысли сосредоточились на другом. Но подсознательно как один, так и другой с тревогой ждали - а что же дальше? Да и к этому, как один, так и другой, вне всякого сомнения, думали о будущем. Один бросил Университет, бросил семинарию, и думал "а что же дальше"? И, вероятно, инстинктивно рассчитывал, что отец знает, что делать дальше. Другой тоже думал об этом же: "что он дальше будет делать, это что же со мной жить, ... а работа, и т.д."
На деле же у них в распоряжении оказались лишь традиции, которые необходимо было обновлять.

Отец Алексей писал: "Всё ладно, всё прекрасно; дни - благочестивые, ночи - тихие; спит мой Яша, как младенец. Сам со мной заговаривать стал. Бывало, спросит: "Батюшка, ты ничего не видишь?" - а сам улыбается. "Не вижу, - говорю я, - ничего". - "Ну и я, говорит, не вижу". Чего еще требовать? Благодарность моя к угоднику - без границ".
"Прошли три дня; и говорю я Якову: "Ну, теперь, сынок, всё дело поправилось; на нашей улице праздник. Остаётся одно: исповедайся ты, причастись; а там с богом восвояси - и, отдохнувши как следует да по хозяйству поработавши, для укрепления сил, можно будет похлопотать, место поискать или что".

Потерпел неудачу Яков и вернулся обратно - к отцу. Психологически вернулся. Но это возвращение не принесло желанного успокоения, как это будет видно далее. Надо было не к отцу идти и не обвинять его ни в чём, а к Богу идти. "Всем помышлением, всем разумением и всем сердцем". И через реальную, практическую жизнь, не прячась куда-то. Не спрячешься от жизни. Изнутри достанет. Делать надо что-то. И не предавать в себе Высшее при этом. Так сложно это. Сохраняя равновесие между духовным и материальным, идти вперед, при этом не возлагаясь ни на кого.

Отец Алексей писал: "Только смотрю я: что это значит! Причастился мой Яков - а не идет испить теплоты! Стоит он ко мне спиною ... Я к нему. "Яков, говорю, что же ты стоишь?" Как он обернётся вдруг! Верите ли, я назад отскочил, до того испугался! Бывало, страшное было у него лицо, а теперь какое-то зверское, ужасное стало! Бледен как смерть, волосы дыбом, глаза перекосились ... У меня от испуга даже голос пропал; хочу говорить, не могу - обмер я совсем ... А он - как бросится вон из церкви! Я за ним ..."

Случилось именно то, чего боялись как один так и другой. А что еще могло случиться, если ни один ни другой не знали, что дальше делать? Ну сходили бы они в Воронеж, ну вернулись бы обратно - а дальше-то что? Дальше как жить?

Отец Алексей писал: "Слушай, говорит, батька. Хочешь ты знать всю правду? Так вот она тебе. Когда, ты помнишь, я причастился - и частицу еще во рту держал, - вдруг он (в церкви-то это, белым-то днём!) встал прямо передо мною, словно из земли выскочил, и шепчет он мне (а прежде никогда ничего не говаривал) ... - шепчет: выплюнь да разотри! Я так и сделал: выплюнул - и ногой растёр. И стало быть, я теперь навсегда пропащий - потому что всякое преступление против святого духа ..."

И что интересно, никому даже и в голову не пришло обвинить "того"! Если разобраться - ну в чем виноват этот Яков? В чём? Он что преступление какое совершил? - Нет. Так в чём же он виновен? - Только в том, что видит "того"... И поэтому его предал его собственный отец, вместо того, чтобы сделать усилие в себе и подняться внутренне, отойдя от сложившихся традиций прошлого. Но куда подняться?
Сложна жизнь ...

Отец Алексей писал: "Однако, - продолжал он, - что же я буду дольше томить вас, да и самого себя! Дотащились мы с сыном до дому, а тут скоро и конец его настал - и лишился я моего Якова! Перед смертью он несколько дней не пил, не ел - всё по комнате взад и вперед бегал да твердил, что греху его не может быть отпущения ..."

... А отец стоял и смотрел на все это ...

Отец Алексей писал: "... но его уж он больше не видел".

Потому, что мысли теперь были сфокусированы на другом.

Отец Алексей писал: "А как слег Яков, сейчас в беспамятство впал, и так, без покаяния, как бессмысленный червь, отошел от сей жизни в вечную ... Но не хочу я верить, чтобы господь стал судить его своим строгим судом ...

Во как. Как "бессмысленный червь"!

Отец Алексей писал: "И, между прочим, я этому потому не хочу верить, что уж очень он хорош лежал в гробу: совсем словно помолодел и стал на прежнего похож Якова. Лицо такое тихое, чистое, волосы колечками завились - а на губах улыбка".

Да, дивная картина: Сын лежит в гробу, "очень хорош собою", а отец находит, что он "похож на прежнего Якова". Страшное, жалкое безумие ...

Отец Алексей писал: "А я остался одиноким ... И вот отчего, милостивый государь, вы изволили усмотреть на лице моём печаль великую ... Не пройдёт она никогда - да и не может пройти".

А до этого еще:

Отец Алексей писал: "И вот, наконец, однажды ночью - в крестьянской курной избе - сидел он на полатях, свесивши ноги да озираясь по сторонам, - пал я тут перед ним на коленки и заплакал, и горьким взмолился моленьем: "Не убивай, дескать, старика отца окончательно, не дай ему в отчаянность впасть - скажи, что приключилось с тобою?"

То есть, ну вот хоть что происходи - но только в отчаянность не впадать.

Иван Сергеевич Тургенев писал: "Хотел я сказать отцу Алексею слово утешения ... но никакого слова не нашёл. Мы скоро потом расстались".

Конечно, всё это было ах как давно ... Теперь всё по-другому. Не так как раньше. По-другому ... Не так.