[Д.И.В.]

Сообщение от MANAS

Несуществование вообще добра и зла - это отдельная тема. Неужели Вы думаете, что они существуют?
Нейтральность мысли - лишь частный случай этой истины.

___________________________________

А вот на это, мне хотелось бы ответить цитатой из произведения любимого мною, русского писателя А.П.Чехова, который, тем не менее (и на мой взгляд, конечно), не был совершенно свободен от тех предрассудков и несовершенств (таких, как антисемитизм или излишнее одухотворение и анализ низших психических проявлений в человеке, например), которые тогда, в его время, царили в обществе. Кстати, от таких и других несовершенств страдали многие, если не все писатели того времени.
Но Чехов описывал действительность - и это служило причиной для тех страданий, которые он испытывал при жизни и той огромной значимости, которую приобрели его произведения после смерти. Убеждает только действительность:

"-- Между теплым, уютным кабинетом и этою палатой нет никакой разницы, - сказал Андрей Ефимыч. - Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом.
-- То есть как?
-- Обыкновенный человек ждет хорошего или дурного извне, то есть от коляски и кабинета, а мыслящий - от самого себя.
-- Идите проповедуйте эту философию в Греции, где тепло и пахнет померанцем, а здесь она не по климату. С кем это я говорил о Диогене? С вами, что ли?
-- Да, вчера со мной.
-- Диоген не нуждался в кабинете и в теплом помещении; там и без того жарко. Лежи в бочке да кушай апельсины и оливки. А доведись ему в России жить, так он не то что в декабре, а в мае запросился бы в комнату. Небось, скрючило бы от холода.
-- Нет. Холод, как и вообще всякую боль, можно не чувствовать. Марк Аврелий сказал: "Боль есть живое представление о боли: сделай усилие воли, чтоб изменить это представление, откинь его, перестань жаловаться, и боль исчезнет". Это справедливо. Мудрец или, попросту, мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что презирает страдание; он всегда доволен и ничему не удивляется.
-- Значит, я идиот, так как я страдаю, недоволен и удивляюсь человеческой подлости.
-- Это вы напрасно. Если вы почаще будете вдумываться, то вы поймете, как ничтожно все то внешнее, что волнует нас. Нужно стремиться к уразумению жизни, а в нем - истинное благо.
-- Уразумение... - поморщился Иван Дмитрич. - Внешнее, внутреннее... Извините, я этого не понимаю. Я знаю только, - сказал он, вставая и сердито глядя на доктора, - я знаю, что бог создал меня из теплой крови и нервов, да-с! А органическая ткань, если она жизнеспособна, должна реагировать на всякое раздражение. И я реагирую! На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость - негодованием, на мерзость - отвращением. По-моему, это собственно и называется жизнью. Чем ниже организм, тем менее чувствителен и тем слабее отвечает на раздражение, и чем выше, тем он восприимчивее и энергичнее реагирует на действительность. Как не знать этого? Доктор, а не знает таких пустяков! Чтобы презирать страдание, быть всегда довольным и ничему не удивляться, нужно дойти вот до этакого состояния, - и Иван Дмитрич указал на толстого, заплывшего жиром мужика, - или же закалить себя страданиями до такой степени, чтобы потерять всякую чувствительность к ним, то есть, другими словами, перестать жить. Извините, я не мудрец и не философ, - продолжал Иван Дмитрич с раздражением, - и ничего я в этом не понимаю. Я не в состоянии рассуждать.
-- Напротив, вы прекрасно рассуждаете.
-- Стоики, которых вы пародируете, были замечательные люди, но учение их застыло еще две тысячи лет назад и ни капли не продвинулось вперед и не будет двигаться, так как оно непрактично и не жизненно. Оно имело успех только у меньшинства, которое проводит свою жизнь в штудировании и смаковании всяких учений, большинство же не понимало его. Учение, проповедующее равнодушие к богатству, к удобствам жизни, презрение к страданиям и смерти, совсем непонятно для громадного большинства, так как это большинство не знало ни богатства, ни удобств в жизни; а презирать страдания значило бы для него презирать самую жизнь, так как все существо человека состоит из ощущений голода, холода, обид, потерь и гамлетовского страха перед смертью. В этих ощущениях вся жизнь: ею можно тяготиться, ненавидеть её, но не презирать. Да, так повторяю, учение стоиков никогда не может иметь будущности, прогрессируют же, как видите, от начала века до сегодня борьба, чуткость к боли, способность отвечать на раздражение...
Иван Дмитрич вдруг потерял нить мыслей, остановился и досадливо потер лоб.
-- Хотел сказать что-то важное, да сбился, - сказал он. - О чем я? Да! Так вот я и говорю: кто-то из стоиков продал себя в рабство затем, чтобы выкупить своего ближнего. Вот видите, значит и стоик реагировал на раздражение, так как для такого великодушного акта, как уничтожение себя ради ближнего, нужна возмущенная, сострадающая душа. Я забыл тут в тюрьме все, что учил, а то бы еще что-нибудь вспомнил. А Христа взять? Христос отвечал на действительность тем, что плакал, улыбался, печалился, гневался, даже тосковал; он не с улыбкой шел навстречу страданиям и не презирал смерти, а молился в саду Гефсиманском, чтобы его миновала чаша сия".

(А.П.Чехов "Палата №6").

Конечно, одно только то, что Антон Павлович заставляет своих героев говорить на такие темы в сумасшедшем доме (так же, как и Ф.М.Достоевкий иногда писал серьезные диалоги на фоне пивных и пр.) - одно только это говорит о том времени, в котором все это писалось.
Я же, выписывая эту цитату, просто хотел показать, что для всего должно быть свое и определенное место и время, а также и своя форма выражения.